Аэроразведчик 22 ОМБр "Рой": Мне мало сгоревшей Суджи, я хочу, чтобы сгорела Москва

Большинство украинцев слышали об очень эффективных российских "Орланах" и разведчиках Zala. Однако гораздо меньше у нас знают, что Силы обороны Украины также имеют разведывательное крыло собственной разработки – БПЛА "Лелека-100". Это разведчик средней дальности бригадного уровня. Крыло имеет электродвигатель, поэтому в полете достаточно тихое. С помощью этого беспилотника ведется аэроразведки и корректировки артиллерии.

"Лелека" перед запуском проходит предполетную подготовку, далее – запуск с катапульты и дистанционное управление. В хорошую погоду оператор БПЛА видит укрепление, вражескую технику и перемещение личного состава россиян. Военные говорят, что, учитывая постоянную разведку, российский оккупационный контингент начал вести себя гораздо осторожнее, чтобы не стать мишенью. Враг теперь предпочитает передвигаться ночью.

На Харьковском направлении разведку тактического уровня, в том числе, ведет взвод БПЛА "Лелка-100" 22-й отдельной механизированной бригады. Внешний пилот БПЛА "Лелека-100" из 22 ОМБр с позывным "Рой" в интервью изданию "Думка" рассказал о российских укреплениях в Белгородской области, о том, используют ли оккупанты технику, о Курской операции и эффективных уничтожениях вражеских мостов и вертолетов.

Кем вы были до полномасштабного вторжения, чем занимались, какое образование имеете?

– Я был архитектором, художником, дизайнером, работал в этой области.

Когда вы вступили на службу?

– 2022-й год, февраль, обстрел моего города. И мы с друзьями пошли в военкомат. ВОдессе.

Какой боевой опыт у вас есть?

- Николаевская область – это в самом начале. Оборона Вознесенска. Это самое-самое начало, март 2022-го года. Затем Николаевская область, направление на Южноукраинскую АЭС. Затем вместе со 110-й бригадой были Новобахмутовка, Керамик, Авдеевка. Затем Донбасс – 22 бригада. Штурм Клещеевки, штурм Андреевки, оборона Клещеевки, разведка Бахмута. Затем Сумская область, граница, немного поработали на границе. Там русские пограничники должны были нас запомнить. Затем Курская операция с самого начала. И сейчас – Харьковская область.

Где было наиболее горяче за это время?

– Я был пулеметчиком. Но так произошло, что мы с ребятами по собственной инициативе начали овладевать Mavic. И когда мы попали именно в боевые действия, то я уже работал пилотом, а мы с Сергеем работали как мобильная группа – сбросы с Mavic. То есть первые хорошие русские наши – это сбросы с Mavic. И, конечно, там было мне тяжелее всего, потому что это первый военный опыт и непосредственная близость к врагу. Когда мы бросали Ф-1, это было где-то 500-800 метров до врага. Но самое эпичное, что я видел, это Курск, конечно.

Вы были там с самого начала, с августа?

– Да. Мы сопровождали прорыв границы и все эти действия. Там было очень интересно и большие силы были задействованы.

Расскажите о начале Курской операции и разведке территории.

- Курская операция. О том, что будет происходить, нам сообщили заранее. У нас была задача исследовать территорию врага, создать аэрофотосъемку, картографирование местности, показать, где находятся ВОПы, РОПы, укрепление, концентрация техники, личного состава и т.д. Там техники не очень много было. Мы наблюдали все укрепления, наблюдали обучение личного состава, там было много срочников. Они на полигоне выходили стрелять и все такое. Передвижение автомобилей, колесной техники, быстрое строительство новых укреплений.

Когда там произошло время "Ч", наши ребята прорвали границу, мы сопровождали эти действия, давали прямой репортаж во время штурма этих ВОПов. Кстати, мы удивились, сколько под землёй находится людей. Потому что на поверхности мы могли видеть отделение, с десяток. Но потом мы все видели эти кадры, вероятно, с сотнями пленных, которых из этих лабиринтов выводили.

"Рой" и БПЛА "Лелека-100"

Из интересного было, когда мы, идя эшелоном 1000 метров, увидели К-52, вертолет вражеский, передали координаты в штаб, дали направление движения, его азимут и полетели дальше по своей задаче. Где-то через полтора часа, когда мы давали стрим штурма ВОПов, там были активные действия, работало очень много нашей техники. Это "Страйкеры", БМП и несколько танков, очень много "Хаммеров" было.

Там ребята уже ворвались в окопы, шло сражение на короткой дистанции. Мы давали стрим этому всему и увидели, как К-52 идет на высоте где-то метров 50, дымит очень. Он упал, мы это сняли. Получили задание дать координаты падения. Подлетели, там работал РЭБ противника, поэтому у нас прерывалось немного видео, но дали координаты.

Тут прилетел еще один вертолет, который отстрелялся НУРС-ами по происходящему внизу, то есть и по своим, и по нашим ребятам. Заложил крен и ушел, отстреливая ловушки, пошел кружить на упавшем. Потом уже мы рассматривали более подробное видео. Штурман выбежал, он стрелял ракетой вверх, показывал, где находится, махал руками, а пилот сгорел. Он выбежал, колпак открыл, немного прополз и "пригорюнился".

На следующий день мы снимали, там дотла выгорел этот вертолет, там труп лежал рядом. Хочется верить, что мы приложили своих 5 копеек в уничтожение этого вертолетика, потому что мы по косвенной информации знали, что его перестрели наши ребята и влетели ему в двигатель FPV-шкой.

Что касается мостов, то да, мы корректировали артиллерию, давали стрим, когда разбирали мосты в Коренево, например. Арта довольно точно стреляла, большим калибром, потом мы летали на низкой высоте, снимали мосты, давали оценку повреждениям.

И как?

– Неплохо.

Пилот БПЛА "Лелека-100", 22 ОМБр

Повредили сильно?

– Повредили. Потом там осталась одна полоса, которую противник сам миновал. Потом на этих минах они же сами подрывались. У них там творился немного хаос, они и мародерили. Можно было увидеть, как гражданский транспорт ездит, разрисованный буквами Z и V. То есть они забирали их в одних дворах и переставляли в другие дворы. Потом подрывались на противотанковых минах, которые сами и устанавливали. Мы постоянно давали информацию, где мы увидели минные заграждения на дорогах. То есть однажды мы даем информацию, что по этим координатам минный шлагбаум. В другой день мы летим проверить, а там уже взорвана русская машинка.

Как вы оцениваете свой вклад в успешный прорыв на Курщине?

– Конечно, если нет планирования, то ничего не произойдет. Если есть тщательный план операции, операция все равно пойдет по другому пути. Если операцию вообще не планировать, она провалится. Наш вклад: не будет разведки, не будет плана. Мы один из экипажей аэроразведки. То есть операция, планирование операции, проведение операции – это привлечение всех слоев военного общества.

Мы отработали свою работу и отработали ее хорошо. Не потеряли ни одного борта в том направлении. Давали информацию, летали каждый день без выходных, спали по 4-5 часов в сутки. И так с лета по осень. Потом, когда бригада выходила, мы еще сопровождали выход. Аэроразведка первая зашла туда, и последние мы оттуда выходили. Я очень хорошо оцениваю работу нашего экипажа. И вообще взвода аэроразведки.

Что касается действий на территории россии, то любой район отличается. Всегда это немного по-другому. Другие ориентиры, другой ландшафт местности, другой климат, другая роза ветров. Там довольно быстро меняется погода: может быть солнце, потом сорваться ветер. То есть это было несколько по-другому. Ну, и враждебная территория. То есть, мы никогда до этого не летали через границу, не считая Сумы. У нас всегда есть ЛБЗ, линия боевого столкновения, здесь – наши, там – враг. Когда ты сопровождаешь армию в атаке, это совсем другая история. Ты летишь над селом, которое на карте значится захваченным, а там какая-то партизанщина, засады, то есть территория напоминала слоеный пирог такой.

Была ситуация, когда мы вели разведку на максимальном расстоянии на десятки километров, и там были наши ребята, которые вели боевые действия, а в то же время прилетал по нам миномет, потому что враг заходил прямо под самую границу. То есть было необычно, было сложно, тяжело и даже в этом бусе приходилось сидеть в бронежилете. И это несмотря на то, что мы далеко летаем.

Позывной "Рой", 22 ОМБр

Что, на мой взгляд, очень важно – это психологическая составляющая. Надо было видеть этих ребят, танкистов, пехоту. Тот подъем, который они ощущали, идя в бой на территории врага. Это очень важно, на мой взгляд. Надо воспитывать войска на победах. И когда горела Суджа, это совсем другое, чем когда горел Бахмут, я вас уверяю.

Жаль скот. Там коровы, кони. Ты видишь, что поле усеяно яркими клочками. Зумишься, видишь, что это побитіе коровы.

Мирняк их не жалко вообще. Я не думал, что я, человек искусства, архитектор, художник, когда-нибудь скажу такую вещь, что мне не жалко убитых гражданских. Почему мне не жалко? Потому что была Буча, были видосики с отрезанными головами моих собратьев, потому что в Крищеевке умирал мой побратим "Донбасс", который 2 суток в рацию храпел "воды, воды", а его забрать не могли, и он на солнцепеке так и умер. Кто это принес сюда? Или гражданские никак к этому не причастны? И то, что я чувствую, что мне мало сгоревшей Суджи, я хочу, чтобы сгорела Москва. Я архитектор, много раз бывавший в Москве. Я хочу, чтобы все достопримечательности сгорели. Почему? Это они со мной сделали. Это не я так превратился по своей воле. И за это я их тоже ненавижу. За эти изменения в самом себе.

О Харьковской области. Что делают россияне со своей стороны границы? Они держат оборону, готовятся, перегруппировываются? Что они делают с тактической точки зрения?

– Во-первых, они укрепляются. Они постоянно это делают. Мы летаем в глубину, они постоянно укрепляют все свои направления. Они вкладывают очень большие средства в это. То, что мы видим, это укрепление. То есть они готовятся к возможным разным событиям, насколько я понимаю. Я не могу сказать, что у них в голове и что они там планируют делать. Будет некстати, если я буду, не имея военного высшего образования, говорить свои мысли.

Они окопы и блиндажи строят в промышленных масштабах, скажем так. Используя строительную технику. Я уже говорил, что я был архитектором. И это действительно столь масштабный и профессиональный подход. Когда работают экскаваторы, грейдеры, бульдозеры. Очевидно, что работают гражданские строительные бригады. Стоят вагончики, приезжает кухня, которая кормит бригады строителей.

БПЛА "Лелека-100", 22 ОМБр

Насколько глубока их линия обороны из того, что вы видите?

– Она идет дальше, более 50 км.

Глубже, чем 50 км?

– Да. Она эшелонированная.

Можно сказать, что они настроили до Белгорода и даже в каких-то местах повыше?

- Я не могу гарантировать, но если логично подумать, то да, конечно.

Они тоже ведут разведку против нас?

– Конечно.

У них тоже много крыльев и, по-моему, больше, чем у нас.

– Не владею цифрой, но они постоянно летают.

Можно ли их крылья сбивать и как это эффективно можно делать?

- Конечно, можно сбивать и сбивают. Теперь FPV, да. До этого ПВО наша неплохо работала. Начиная со ствольной зенитной артиллерии, заканчивая переносными комплексами, ракетными комплексами. Мы это наблюдали постоянно и на Донбассе.

Дело в том, что у них беспилотники немного больше наших. Это позволяет им держаться в воздухе с большим ветром. Но в то же время в них, попросту говоря, легче попасть. Я сам наблюдал, как сбивают "Орлан", как сбивают "Зал". Просто "Стрелой" старой советской. Ничего такого в этом удивительного нет. Это такой же самолетик, только поменьше.

Насколько перспективно развитие беспилотной авиации в целом? Что может заменить беспилотник?

– На мой взгляд, я в этом немного разбираюсь, в отличие от стратегии ведения войны. Это – будущее. Потому что это освобождает многих людей от необходимости переходить линию фронта для того, чтобы вести разведку. Это обезопашивает людей, потому что потерять беспилотник, даже очень дорогой, это не то же, что потерять людей. Да и эффективность. То есть для того, чтобы осмотреть любой квадрат, достаточно поднять беспилотник и в прямом эфире показать всем, кто может к этому приобщиться. У нас это работает эшелонированно. Если мы увидели что-нибудь интересное, это смотрят в Киеве.

Пилот БПЛА "Лелека-100", 22 ОМБр

То есть, в Украине построена система передачи информации с беспилотников таким образом, что все это стекается, как пирамида, наверх. То есть летают тысячи беспилотников, дающих трансляцию постоянно. Мы видим трансляции только на своем направлении. Когда идут какие-нибудь эффективные действия, то это десятки трансляций. Есть оперативные дежурные, которые вычленяют интересную информацию, переключают ее дальше, дальше, дальше. То есть командование видит самые интересные моменты.

Это создает осведомленность на линии фронта. Причем это мгновенно поступающая информация в прямом эфире. У нас первая в истории война, происходящая в прямом эфире. Не надо ждать сводки из войск, не надо ждать, пока приедет посыльный с картой, на которой напечатано что-нибудь. То есть, это будущее. И, конечно, средства противодействия тоже совершенствуются.

Украинцы в последнее время уверены, что у россиян нет бронетехники. Что вы видите в Харьковском направлении?

– Очень мало техники на этом направлении. Почти нет.

Они ее перекинули и задействовали по другим направлениям? Или, может быть, увели вглубь, потому что ее здесь быстро обнаруживают и уничтожают?

- Технику подтягивают и концентрируют, когда собираются вести наступательные действия. Теперь мы их не видим. Я уже говорил, что мы летаем на среднюю дальность. Ее мало, если она подтягивается, она отрабатывает и быстро отходит назад, потому что действительно может быть быстро уничтожена.

Какая это техника в основном? Танки или БМП-3, БМП-1, МТЛБ?

- Больше всего это автотранспорт, буксирующий пушки. В основном. Есть гусеничная техника, но она в большинстве своем передвигается ночью, днем они прячут ее в капонирах крытых. То есть большой концентрации мы не наблюдаем. Но она есть.

Как много вы видите личного состава противника?

- Мы видим не людей, мы видим укрепления, о которых я говорил, и они ведь не пустые.

Вопросы технического плана. Куда должна развиваться беспилотная авиация? Чего вам не хватает?

- Мы постоянно шутим, что не хватает кнопки "огонь" на "Лелеке".

Чтобы можно было делать сброс?

- Нет, сбрасывать – это прошлый возраст, год, прошлый век. Следует летать дальше и иметь средства поражения. Потому что довольно часто происходит такое, что мы видим технику противника, не на этом направлении, так раньше было, но нехватка снарядов, нет "Хаймарсов" на этом направлении, дотянуться на 40 км никто не может. А мы летаем над условной какой-то "Мстой" или над танчиком и ничего не можем поделать. Потому нужны средства поражения. И насколько я знаю, это развивается.

Кто напротив стоит сейчас?

– Я знаю, что "Ахмат-чай" постоянно ставят напротив 22 бригады. Но это же снова сарафанное солдатское радио. Это может быть неправда.

Пилот БПЛА "Лелека-100", 22 ОМБр

Наблюдали же их сверху. Как вы бы характеризовали подразделения "Ахмат"?

- Такие же люди из мяса и костей. Пока живы.

Чем вы занимались в гражданской жизни?

– Я архитектор, у меня была своя студия. Я 25 лет почти проработал архитектором. Я строил дома, делал дизайн интерьеров и рисовал графику. Ничего особенного. Просто был архитектором-художником. Рисовал графику, акварель, масло, мастихин, кисть. Рисовал друзей, рисовал футуристические пейзажи в будущем. Сейчас рисую войну, то что вижу.

Как вы решились так спокойно пойти на войну?

– Не спокойно. Я человек комфорта всегда был. Когда друзья мои предлагали пойти где-нибудь в поход в Карпаты, спать в палатках, я говорил, что нет. Ну, ребята, я без душа там столько дней. Но потом что-то изменилось так мгновенно. И это был какой-то посыл изнутри, когда мы пошли в тот военкомат с ребятами, с друзьями.

Я думаю, что если бы я понимал, что меня ожидает, я бы, пожалуй, не решился, но я до сих пор не пожалел, что я так сделал. Конечно, с душем, туалетом и даже со спальными местами бывают варианты, но кто-то должен это делать. Технологии изменяются, люди не меняются. Люди постоянно воевали. Люди постоянно делились на тех, кто носит оружие, на тех, кто им помогает, и на убегающих. Мне всегда казалось, что я очень мирный человек, гречкосей такой, а оказалось, что нет. Моя жена сказала, что она не удивлена. Я удивлен своим поступком был. А она сказала, что не удивлена, что у меня жесткий, сложный характер. Это как у О'Генри: то, что внутри нас, выбирает дорогу. Так случилось, и я не жалею об этом. Хотя сложно, все это сложно. Третий год уже.

Читайте также: Начальник Харьковской ОВА Олег Синегубов: В перемирие не верю, а в справедливый мир верю. Это разные вещи