Волонтер Александр Костенко: Попытка мэра Терехова оседлать волонтерское движение - комична

Известный в Харькове журналист, медиатехнолог и блогер Александр Костенко занялся волонтерством с первых дней войны. Людей, которые нуждаются в помощи, он с теплом называет "подопечными" и ежемесячно передает им продуктовые наборы, что закрывают весь рацион здорового питания. Не менее важным сектором работы стало обеспечение людей необходимыми лекарствами, в том числе от крайне тяжелых болезней.

В интервью изданию "Думка" Александр Костенко рассказал, почему стал волонтерить, назвал фамилии тех, кто дает свои деньги на добрые дела, рассказал, помогает ли мэр Харькова Игорь Терехов и председатель Харьковской ОВА Олег Синєгубов, а также назвал причины, почему пожилые люди оказались в столь затруднительной ситуации, что нуждаются в посторонней помощи даже в питании.

Как ты начал волонтерить?

- Оно как-то само получилось. 24 февраля нас отбомбили утром, я с семьей весь день находился в растерянности, в каком направлении двигаться. Ночь с 24 на 25 февраля мы переночевали еще у себя на 6 этаже. Но в ту ночь тоже очень крепко жарили, и мы поняли, что нам нужно перебираться к дедушке, у него первый этаж, под ним – хороший подвал. Нас в этом подвале собралось, наверно, человек с 20. Из дома дедушки, из соседних домов и дворов. У нас там были и дети, и беременные, и кошки, и собаки. У нас образовалась тусовка. Понятно, что у всех еще были продуктовые запасы. Так сказать, "мирная еда".

Но примерно через неделю после начала войны резко начали уезжать молодые. Прямо резко. Я просто видел каждый день, как эти караваны машин упаковываются и выезжают со двора. А старики остаются. Здесь не хотелось, чтобы это звучало упреком тем, кто уехал, потому что старики – очень упрямые. Вот не хотят ехать, и все: "Что я буду делать в другом месте". И их также можно понять. Но факт остался фактом, эти старики остались и не всегда с какими-то запасами еды.

Когда я увидел эту картину, пока у меня еще был мой "подкожный жир", семейный бюджет, я понимал, что сидит бабушка одна и у нее нет ни хлеба, ни молока, ни яйца. Я просто шел и покупал ей в супермаркете и приносил пакетик. Потом количество таких стариков начало прогрессировать. Я выгребал свои запасы по полной. Спасибо выборам, я смог какие-то запасы себе отложить. Чтобы понимать, это не то, чтобы дом купить, а на несколько поездок на отдых. И все это выгребалось лопатой, пока однажды я не встретил на улице, практически случайно, одного хорошего человека, который послушал, чем я занимаюсь, достал и отдал мне хорошую сумму денег.

Я пришел домой и сказал жене: "Настя, мы можем расширяться. С этой суммой мы можем охватывать большее количество людей". И так стал волонтерить. А что было делать? Сидеть в подвале? Были люди, которые вышли из подвалов в конце мая, в июне.

Александр Костенко с семьей / Фейсбук

До войны ты волонтерил?

- Нет! Никогда! Исключительно после 24 февраля. Я никогда не занимался никакими волонтерскими делами.

Ты помогаешь исключительно старикам?

- Это либо одинокие бездетные старики, либо те, у кого дети уехали и им не помогают. И есть у меня, это, скорее, исключение, мама-одиночка с мальчиком. Но это для меня, честно говоря, отдушина. Потому что, сам понимаешь, как старики пожирают энергию. Даже благодарные старики, даже те, кто благодарит. А когда я привожу этому ребенку какой-то набор игрушечных машинок и он сияет от этого, мне прямо... Но да, в основном это пожилые люди, лежачие пожилые люди с тяжелыми патологиями – шизофрения, Паркинсон, онкология. Таким я, в том числе, достаю лекарство.

В фейсбуке этих людей ты называешь "подопечные". Почему?

- Мне кажется, это максимально безобидное и не уничижительное слово. Потому что в принципе принимать помощь умеет не каждый и любит не каждый. Поэтому "подопечные".

Как они попадают под твою опеку?

- Очень много людей приходят из Фейсбука и говорят: "Саша, у меня соседка на лестничной клетке – одинокая бабушка, у которой вообще три картофелины. Можешь помочь?". Я себе просто ее беру, и теперь у меня еще плюс одна бабушка.

Бывает, что в первые пару месяцев войны была молодая женщина, у которой был парализованный отец. Не было работы, нельзя было снять пенсии тогда. Я ей несколько раз помогал памперсами, гигиеной, едой. А потом у нее возобновилась работа, она поблагодарила и сказала, что больше ничего не нужно. Я очень благодарен таким людям, которые, получив собственный ресурс, говорят спасибо и просят "снять с довольствия".

Но есть и противоположные?

- Я же не могу отследить. Я работаю совершенно один. До конца апреля у меня была Настя (жена – ред.), так же развозила под обстрелами и разносила эти пакеты, и была дочь Ульяна, которая в подвале помогала эти пакеты раскладывать. Я приношу мешок кефира и его нужно разложить во все пакеты. И ребенок у меня занимался этим.

Почему этим нуждающимся людям не помогают социальные службы города и области?

- Для меня это загадка. И позавчерашний пост мэра Игоря Терехова о волонтерах – это было очень комично. Многие в фейсбуке пишут, что это цинично, но, если говорить о результатах этого поста и о результатах попыток Игоря Александровича оседлать волонтерскую тему, то это именно комично. Где ты был, чувак, 5 месяцев?

Стариков городская власть по большому счету кинула. Оставила на произвол судьбы. Даже не столько в плане продуктов, потому что голодающей бабушке соседи тарелочку супу нальют и батон дадут. Если это не совершенно пустой дом и двор, то человек с голоду не помрет. Я хочу сказать о лекарствах. Сложилась такая картина по старикам, что, по большому счету, весь бюджет, которые они имеют, а пенсии там от 2 до 4 тыс. грн, в основном тратят на лекарства.

То, чем сейчас может бравировать городская власть, это теми людьми, которых они в метро как-то там "окучивали". Но я как медиатехнолог скажу, что метро - это был имиджевый проект, и он как имиджевый проект был замечательный, со всеми этими концертами. Но никто не хочет говорить об обратной стороне. Никто не хочет говорить о том, что где-то в мае, в начале июня людей со станции "Героев труда" сняли с продовольствия, они там сидели некормленные, никто не хочет говорить, с какими скандалами выдворяли последние 700 человек. Несколько тысяч человек, которые прятались в метро, - это же не весь Харьков. А теперь о лекарствах. Все эти бабушки тратят свои пенсии на коммуналку и на лекарства, еда является остаточной в этом списке.

Сейчас попадается такой бабушке условный Костенко, который начинает возить бабушке лекарства, которые она принимает регулярно. Когда медволонтер, у которого я достаю этот препарат, скажет: "Сань, гуманитарку перестали присылать, извини, я закрываюсь", я его пойму и слова не скажу. Но когда я потом позвоню бабушке и скажу: "Извините, я прекращаю вам возить препарат, который вы пьете каждый день", бабушка меня не поймет. И у меня вопрос к городской власти (я не говорю про мирное время, это было бы жирно для наших реалий), но в военное время почему вы не подняли все эти базы, а у вас есть базы хроников, медкарты, и не выяснили, что этот человек на регулярном употреблении такого препарата, эта – такого, и хотя бы дать минимальную возможность тяжелым паркинсонникам, хроникам прожить. Состояние бюджета у людей такой, что меня просят привести "Флуксен", люди не могут купить себе самый простой антидепрессант, который стоит около 30 грн. Люди и этого не могут. А что говорить про "Рисперон", который стоит 400 грн.

Кто вам мешал поднять эту базу тяжелых, онкологических, психиатрических больных, которые стоят все на учете, и организовать им адресную доставку этих лекарств, особенно в то время, когда первые два месяца не работали никакие аптеки? Как вы этого не сделали? Самое главное для стариков - лекарство! От голода в сегодняшнем Харькове я не верю, что может умереть человек. А без лекарств... И это должна быть первоочередная задача городской власти - создать социальные программы помощи медикаментами, потому что все вводные данные для этого у них были. А написать в августе: "Здравствуйте! Мы всегда поддерживали волонтеров!" Да вы бабушку бы поддержали пачечкой "Трифаса" какого-то, который она не может за 350 грн себе купить.

Александр Костенко / Фейсбук

Конкретно тебе от Харьковского городского совета помощи не было?

- Не было! Меня знает достаточно большое количество людей, меня знает большое количество людей в мэрии, и есть люди, которые могли бы сказать Терехову: есть такой себе Костенко, который помогает бабушкам, может, мы его включим в продпрограму свою. Нет, этого не было! Более того, волонтерская тусовка тесная, мы друг с другом общаемся. Мне ни один человек не говорил, что он хоть что-то получил от города. Это не значит, что город ничего не давал. Но я об этом не слышал ничего.

Тогда для чего эта попытка Игоря Терехова, ведь невозможно волонтера убедить, что ты ему помогал 5 месяцев?

- А ему не нужно будет убеждать, скажем, меня, или "Станцию Харьков", или компанию Макса Бурцева. Они не будут убеждать нас. Они просто создадут видимость из каких-то карманных волонтеров. Ты же понимаешь, что мэрия всегда выращивала свой "гитлерюгенд". "Молодые регионы" никуда не делись, они просто теперь по-другому называются, но весь этот молодняк будет с завтрашнего дня назван волонтерами, будет создан какой-то координационный совет, они наберут из таких же своих подшефных молодежных организаций людей и тоже назовут их волонтерами, и там будут предоставлять друг другу, перекладывая из кармана в карман, какие-то гуманитарные потоки. Я думаю, вот для чего был этот пост и что будет в дальнейшем имплементировано.

Помогала ли тебе Харьковская ОВА?

- Лично мне, нет. Но мне попадались единичные ребята, которые за что-то хвалили Синегубова, за какую-то помощь.

Ты работаешь сам или в составе объединения?

- Разумеется, я хожу попрошайничаю у медицинских волонтеров. Сначала я запросы на лекарства удовлетворял сам. Но средний чек на человека – около 1 тыс. грн. И это без тяжелых хронических, без онкологии, без психиатрии. Это сильно давало по карману, поэтому я стал коллаборироваться с местными медицинскими волонтерами. Кроме этого, мне начали присылать лекарства из других городов и из-за границы, у меня образовался какой-то свой запас и по сути обменный фонд. Я даже в больницу отвозил хорошие импортные антибиотики.

Можешь ли ты назвать тех людей, которые тебе помогают?

- Юрий Сапронов мне нехило помогает, Саша Абрамов, депутат от Светличной в городском совете, он мне отвалил целую паллету зерна, макарон, консервов. Знакомая по фейсбук позвонила и дала мешок кошачьего и собачьего корма, а это тоже очень нужно. Бывают люди, присылающие небольшими партиями. В основном это люди из фейсбука.

Александр Костенко / Фейсбук

Какую динамику ты видишь? Увеличиваются ли потребности людей или наоборот уменьшаются?

- Увеличиваются.

Что это может означать? Город и область не справились? Или у людей исчезают запасы?

- Здесь три причины. Область и город не справляются и не справлялись, это первое. Второе, у людей все запасы уже были исчерпаны, условно, к маю. Поэтому говорить о запасах здесь вообще некорректное определение. А третья причина в том, что возвращается большое количество людей, у которых закончились деньги на аренду жилья в других городах. И тут возникает следующая ситуация: кто-то приезжает и находит работу, а кто-то приезжает - и ничего не находит. Условно, он возвращается к своей старой матери и говорит: "Мама, ты там чаще у волонтеров проси, потому что мы же с женой и малым вернулись, нам же что-то есть надо". Они сейчас сели сюда (показывает на плечи – ред.) через бабушек. И я это чувствую по колебанию запросов.

Какой самый вопиющий случай был с запросами на помощь?

- Прямо терминального у меня не было. На крайне вопиющие случаи не нарывался. Был не лютый случай, а очень странный, и я человека сразу вычеркнул из списка. Мне дали женщину, сказали, что она инвалид, что она во всем нуждается. Я взял ее себе в пул. Приезжаю, а она не бабушке, ей между 60 и 65 годами, она бодрая, она ходячая. Я ей отгрузил полный пакет.

В следующий раз звоню, я звоню примерно раз в месяц, и она мне говорит: "Нет, спасибо, у меня все есть. Я тут еще одних волонтеров нашла, потом к соседке приезжали, я еще один номерок взяла. Мне все возят. Только знаете что, привезите мне, пожалуйста, мягкого сыра сливочного и кофе "Жокей". Но только "Жокей"! Потому что другой не люблю. Мне тут волонтеры привезли другой, а он мне невкусный".

Я очень удивился, но у меня в тот день было еще два адреса с ней по соседству. Я подумал, что все равно затариваюсь, буду в супермаркете и в соседнем доме. И я, дурак, купил ей мягкого сливочного сыра и кофе "Жокей" и отвез. А через 2 дня она мне позвонила и говорит: "Слушайте, а можно я вас найму за деньги как социального работника. Я вам буду заказывать, платить деньги, а вы будете то, что мне нужно, покупать". Я говорю, что нет, нельзя. Она спрашивает, а почему. Потому что я не служба доставки. И она: "Поняла! Жаль". И я после этого достал свой манускрипт и вычеркнул ее жирным шрифтом.

Много ли ты уже раздал гуманитарной помощи?

- Я понимаю объемы в надоначених деньгах и плюс мой личный бюджет, который я потратил. Цифр не скажу, я несколько позже хочу объявить четвертый сбор, до этого было три сбора, и по его итогам я надеюсь выйти на определенную круглую сумму, и тогда я напишу пост с этой суммой. Сейчас не хочу спойлерить.

Александр Костенко / Фейсбук

Какой порядок? Это сотни тысяч?

- Да.

Какой запас ресурсов у волонтеров? Заканчивается?

- Кончается. Беседуя с ребятами, понимаю, что я еще неплохо себя чувствую по материальной базе. Например, на сейчас я завершил очередной свой цикл по старикам, я знаю, что эту неделю никто не будет голодать. И у меня еще остались деньги. Немного. Немного – это, по моим меркам, примерно 80 тыс. грн осталось. То есть я приеду и у меня еще будет на неделю кормить. Я буду объявлять сбор. За войну я объявлял три сбора с примерно равным интервалом, и примерно одинаковая сумма мне всякий раз приходила. Не было динамики ни вверх, ни вниз.

Политические партии тебе заходят с предложениями сотрудничать?

- Нет, ни разу не было.

Замечал ли, чтобы политические партии или местные политики волонтерили?

- Скоробагач волонтерит активно. Я знаю, что он помогает. Валерия Мураева, мне говорили, что она миллионы миллионские тратит.

Не считаешь ли, что в войне есть и доля вины этих людей, потому что они из бывшей ОПЗЖ?

- Есть. Но здесь каждую историю нужно персонифицировать и говорить в контексте конкретной личности. Например, Мураева ассоциируется со своим бывшим мужем Евгением Мураевым, который сепар и черт. Правильно ли она ассоциируется? Это факт, она ассоциируется в народе с яркой политической деятельностью своего мужа. Но то, что она делает сейчас, мне кажется важнее, чем то, что она была замужем за сепаром.

И вообще я скажу, что война очень многих людей открыла с другой стороны. Я это говорю не в оправдание ОПЗЖ, скорее это о моих знакомых. Люди, которые, я думал, что они гандоны, а они внезапно оказались классными людьми и они внезапно протянули руку помощи в ситуации, когда я вообще не ожидал ее увидеть. А некоторые люди, о которых ты думал, что они тебе товарищи, оказались дерьмом.

С политотой то же самое. Человек мог быть дерьмом и исповедовать дермовые политические взгляды, а затем увидеть, что происходит, и резко измениться.

Почему твои подопечные старики оказались в столь сложной ситуации?

- Они так воспитали своих детей. Я не представляю, чтобы я поехал куда угодно, хоть во Львов, хоть в Краков, хоть в Мельбурн, но чтобы я не беспокоился каждый день, чем завтракал и ужинал мой отец... Я себе не представляю такой ситуации, она у меня просто в голове не укладывается. Не потому, что я такой хороший, а потому что это в порядке вещей, как почистить зубы. Я должен знать, что мой отец сегодня не голоден. И тем более, если у него, не дай Бог, Паркинсон, чтобы он не оказался без этого лекарства. А эти старики остаются. У меня женщина с Паркинсоном, она на меня вышла, когда у нее уже как 2 недели закончились лекарства. Она ко мне вышла, я даю ей лекарство, а она удержать эту коробочку не может, у нее руки трусятся. Я когда увидел, у меня глаза выпучились. Она у меня на самом жестком контроле.

Александр Костенко / Фейсбук

И у таких людей есть родственники?

- Я не знаю. Сейчас я уже спрашиваю напрямую, когда мне говорят, что есть бабушка. Я сразу спрашиваю, есть ли дети и где они. Сейчас я уже стал строже в этих вопросах. Раньше я этого не спрашивал. Поэтому о тех стариках, которые давно у меня, я часто не знаю, есть ли у них дети.

Ты давно виделся с семьей?

- В мае, кажется, я ездил к ним на 4 дня. Они выехали в конце апреля.

Ты сам не планировал уехать?

- Нет.

Почему?

- Потому что к концу апреля у меня этих стариков были уже десятки и я не понимал, а как я им всем позвоню и скажу: "Вы знаете, не звоните мне больше, я уехал". Вот реально. Не потому, что я такой эмпатический. С практической точки зрения я понимал, что они доедят то, что я им возил – и все.

Как ты объяснил ребенку, что такое война?

- Я все объяснял своими словами. Знаю много семей, где от детей пытались скрывать, причем даже от старших детей, чем моя, ей 6 лет исполнится осенью. Я ей все сказал с первого дня, объяснил все, как есть. Контекст того, что происходило на Донбассе, мой ребенок знал и до войны. Я ее вводил в курс дел, я ей рассказывал, что такое россия, я рассказывал, почему она называется агрессором, я ей рассказывал, как они зашли и отняли у нас Крым. Ребенок, который никогда не видел Крым, очень болезненно к этому отнесся. Возможно, из-за моих ярких рассказов о поездках в Крым. Но ребенок знал. Когда я ей сказал, что то, что все 8 лет происходило в Крыму и на Донбассе, теперь это пришло к нам в город, русские нас бомбят, ты сама все слышишь.

Ребенок, к ее чести, отнесся очень взвешенно. Она в принципе очень хорошо знакома с техникой безопасности. Она всегда бегала: "Папа, мама, тревога! Бежим в подвал! Отойдите от окон". Она сама песочила взрослых и сама выбегала в коридор, когда начиналась тревога.

Ты сам был готов к войне?

- Я большой любитель погулять поздними вечерами, набегаю себе марафон. Часто мои прогулки приходились с 22:00 до 1 или 2 часов ночи. Я видел Харьков ночной в первой декаде февраля и я видел Харьков во второй декаде февраля вплоть до 24 февраля. Город изменился. Город начали сильнее патрулировать. Причем патрули были усилены, по 4 человека. Мне стали попадаться военные патрули. В целом это давало ощущение какой-то эскалации. Сказать, что я был готов к войне, нет, я не был готов к войне. Я думал, что война – это, условно, войска перейдут границу и нас разбудит, как 22 июня 1941 года, сообщение по радиоточке, что войска россии перешли границу и движутся в сторону Харькова. Я ожидал такого сценария, но что ракеты полетят сразу по Салтовке…

Поэтому где-то с 16 февраля я увидел, что ночной город стал другим. Это не дало мне понимания, что скоро будет. Но я понял, что пошло какое-то нарастание.

Существует у комментаторов точка зрения, что волонтеры зарабатывают на своей деятельности. Что ты можешь ответить этим людям?

- Есть такая точка зрения. Более того, есть прецеденты. Я слышал, что таки действительно месяца два назад полиция хлопнула одного волонтера, фамилию которого я не знаю. Как-то его обнаружили, что он что-то покупал на донатные деньги. Безусловно, волонтеры – это часть общества, это частичка общества, в котором есть и хорошие люди и мерзавцы. Ответить, что я на 100% уверен за всех волонтеров, что никто не ворует деньги, перловку и консервы, я не могу сказать. Наверное, такие случаи есть. Никто из моих знакомых, слава Богу, на этом не был замечен. Но опять же, это трудно проверить. Вот, например, прислали мне ящик консервов, я открыл и съел оттуда одну консерву. Считается ли, что я украл гуманитарку? Я знаю, что это повально делают все. Я, конечно, могу красиво сказать, что я дегустирую, но нет, я не дегустирую. Я не говорю, что я из каждого ящика съедаю по консерве. Вот пришел мне тунец в томатном соусе, а я его люблю, я взял себе баночку, а мне прислали их 7 ящиков по 100 баночек. Это потеря для гуманитарной помощи?

У меня жена осталась с работой. Настя работает, и это позволяет мне питаться. Питаюсь я ровно раз в день, перед сном. Никаких других затрат у меня вообще нет, кроме сигарет. Я не хожу в кино, я не покупаю одежду. Мирных расходов у меня нет. Я только ем и курю. У меня есть машина. Я с чистым сердцем заправляюсь за донатные деньги, потому что это фрагмент логистики кормления стариков. И мне кажется, это совершенно естественно. Когда у меня сломалась машина и я понял, что я никоим образом из семейного бюджета это не потяну, потому что на Насте все наши родители, то я с чистыми ладонями объявил в фейсбуке сбор на починку мне машины. И спасибо, люди собрали деньги, я ее починил исключительно благодаря им.

Александр Костенко с дочерью / Фейсбук

Как люди относяться к волонтерам?

- Хорошо. В мелочах, но пропускают в очереди. Я хожу в бронежилете, но я нигде не говорю, что я военный. Если мне говорят, вы в бронежилете, пройдите, я везде говорю, что я не военный, не ТРО, я волонтер. Я не злоупотребляю такими вещами. Вот недавно в банке была большая очередь, одна из женщин, что в ней стояла, она в меня вцепилась, она разогнала всю очередь и сказала: "Так, всем молчать! Всем молчать, я сказала! Он пойдет без очереди". Очередь что-то говорила, кто-то вякал, но она меня воткнула туда без очереди. В другом банке меня увидела сотрудница, подошла и сказала, что вы пройдете без очереди. Хорошо относятся люди. Спасибо говорят. В начале войны на блокпосту меня остановил проверять документы боец, увидел у меня салон, весь забитый мешками с едой. Он увидел и спрашивает, кому это. Я ответил, что старикам вожу. И он так расчувствовался, у него, кажется, глаза были на мокром месте. Он мне 350 раз сказал спасибо. Я говорю: "Это вам спасибо, ребята. Вы здесь стоите". А он: "Мы здесь стоим, а наши родители там остались, а вы их кормите".

Почему тебе хочется помогать людям?

- Не хочется (смеется)! Божечки, заберите меня отсюда да куда-нибудь на Кипр или в Стамбул. Нет. Я это делаю потому, что "а кто, если не мы".

"Кто, если не мы" со временем приводит к эмоциональному выгоранию. Как с этим бороться?

- Я это проходил. 4 месяца войны я бегал, как заведенный. А в один момент я просто утром не смог встать. Физически. У меня ничего не болело, у меня не было температуры. Я просто не мог встать. Мне было тошно думать о том, что я куда-то сейчас должен ехать, что-то покупать и развозить. У меня были в голове мрак и отчаяние. И я в таком состоянии пролежал, пожалуй, дней 10. Спасибо, миллион человек написали, предлагали мне самую разнообразную помощь. Начиная от медиков, которые меня консультировали, заканчивая людьми, которые предлагали перехватить моих дедушек и бабушек на время, людей, которые забирали мои посылки с почты, которые предлагали принести поесть, попить, лекарство. Как этого избежать? Никак. Все мы пройдем через это, кто занимается такой деятельностью. И кто не занимается такой деятельностью, тоже пройдет через выгорание. Мигранты тоже пройдут через выгорание, я тебя уверяю. Как с этим бороться? Горстью всяческих нехороших пилюль, я выкарабкался таким образом.

У тебя остается время на семью?

- А какое у меня время на семью? Я разговариваю с семьей по видеосвязи, голосовые записывает ребенок, ребенок уже пишет текстовые мне.

Что сделаешь сразу после победы?

- Не будет той победы, которую мы хотели бы видеть. Слово "победа", когда его произнесут по радио и мы выйдем и будем подбрасывать шляпы в воздух, этого не будет. Победа наступит только либо с распадом России, во что я не верю, как все надеются на парад суверенитетов, либо с какой-то юридически закрепленной позиции России, ограничивающей ее по рукам и ногам. То есть, грубо говоря, это некое соглашение, в котором написано, что если из Белгорода в Харьков прилетит ракета, то будет какое-то наказание. Когда это соглашение с союзниками подписано будет, когда будет поставлена последняя подпись, это, в моем понимании, будет победа. Тогда можно будет сказать: "пПобеда".

Что я сделаю? Конечно, я поеду с семьей куда-то отдыхать, я буду отмокать в море, буду ходить по чужим городам. Но первое, что я сделаю, я раскрою у себя окна, у себя, у отца, поснимаю светомаскировку. Я хочу, чтобы везде по городу вечером горел свет, я безумно скучаю по освещенному вечернему Харькову.

Читайте также: Операторша БПЛА Харьковской "хартии": Нет времени искать хороших русских. Сразу плохие